![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
v_murzaПРОДОЛЖЕНИЕ ПОСТА «ДИВНЫЕ ДИВА ПРИРОДЫ И ВЫЧУРНЫЕ ГНЕЗДА ДУХОВНЫХ ОРЛОВ»
«Тутъ я сталъ, заломивъ свою голову, взглянулъ на страшную высоту чернаго утеса, увидѣлъ спускающiйся оттуда канатъ съ желѣзнымъ крюкомъ и призадумался, но скоро очнулся и разсмотрѣлъ мѣстность, дабы хотя мало ознакомиться съ нею для уравновѣшиванiя моей отваги и робости».
НИЧТО НЕ ДАЕТСЯ ДАРОМ
За полтора часа в монастыре Великий Метеор мы с супругой, кажется, облазили все его открытые уголки. Среди прочих достопримечательностей я отметил для себя одно интересное приспособление — вертикальный ворот с потертой веревкой (фото в начале поста).
Следующим был намечен женский монастырь Св.Стефана, как наиболее доступный. К нему подниматься не надо, достаточно от автостоянки перейти мостик через узкую скальную расщелину. Однако дверь в обитель оказалась закрытой — днем здесь что-то вроде перерыва на обед.
Мы полюбовались стенами обители Св.Стефана
и направились на одну из ближних смотровых площадок. Ждать оставалось чуть меньше часа.
Сидя на камушках и созерцая эту красоту, я вспомнил карабкавшегося на скалу человечка, вспомнил виденное приспособление. И вот какая мысль пришла в голову: как-то уж слишком доступными стали вершины, куда подвижники-монахи поднимали в корзинах каждый кирпич и горсть земли.
Неправильно это. Есть же такая песенка у популярной группы:
Nothing comes easy
But that's a fact
Nothing comes easy
But some broken back.
Nothing, nothing comes easy
It never will
Nothing comes easy
But some broken will.
So work hard...
Вкалывай, короче. И задумал я по возвращении в СПб поискать записки тех, кто посещал Метеоры в старые добрые времена. Как они «возносились на Метеорскую высь» и что при этом чувствовали.
Кое-что любопытное удалось найти.
ВОЗНЕСЕНИЕ ЕПИСКОПА ПОРФИРИЯ
Самое красочное повествование оставил, как водится, наш соотечественник - Епископ Чигиринский, викарий Киевской митрополии Порфирий, в миру Константин Александрович Успенский (1804-1885). В числе трудов этого выдающегося иерарха, знаменитого византолога и востоковеда есть иллюстрированное описание путешествия в здешние края в 1859 г.
Это ему принадлежит характеристика Метеор «Дивные дива природы и вычурные гнезда духовных орлов». А вот его впечатления от подъема в Преображенский монастырь. Приводятся в современной орфографии.
«... Вблизи Метеорского утеса все мы спешились и по узенькой тропинке, иссеченной в базальтовой лаве, сошли к тому месту, в которое спускается воздухошественная сеть. Тут я стал, заломив свою голову, взглянул на страшную высоту черного утеса, увидел спускающийся оттуда канат с железным крюком и призадумался, но скоро очнулся и рассмотрел местность, дабы хотя мало ознакомиться с нею для уравновешивания моей отваги и робости. <...>
Спущенный для меня толстый канат неподвижно висел над площадкой, не касаясь ее аршина на два. В конце его запетлеван был большой железный крюк. Этот канат немного потерся от обращения вокруг ворота. На нем висели коротенькие лепестки и стращали мое воображение.
Я еще раз укрепил себя молитвою и метеорскому монаху велел готовить подъемную сеть.
Вдруг о что-то стукнулись мои колена. Я в испуге крикнул: «батюшки светы!» и увидел, что меня подтащили к выпуклости утеса, на которой поставлена башня. Надлежало отталкиваться от нее. Отталкиваюсь, а сам трепещу, как осиновый лист, видя по обе стороны от себя темные глуби, черные скалы и бегущую землю.
Меня поднимают у стены башни. Я вишу над бездною и ужасаюсь, не могу зажмурить глаз и чувствую, как будто жизнь бежит из меня вон, но еще имею силу взывать к Господу: Спасе, спаси мя!
Меня еще поднимают. Но я уже слышу над собою людской говор и чем яснее вижу предел своего вознесения, тем пламеннее молюсь: Спасе, спаси мя!
Меня подтащили к помосту, но, подтягивая к нему, опрокинули спиной к бездне. Тогда я в ужасе стиснул зубы и обомлел, но в обморок не упал. Меня втащили под сень башни и развязали сеть. Отец Никон подал мне стакан с холодной водою. Я выпил ее и, оправившись от ужаса, попросил игумена, чтобы повели меня прямо в церковь».
После такого спектра эмоций, полагаю, всем понятен смысл местной традиции - угощения добравшихся до вершины паломников рахат-лукумом, холодной водой и кофе.
Рисунок справа в заголовке поста заимствован из книги Епископа Порфирия и иллюстрирует подъем монахами на башню паломника в авоське с помощью ворота.
ЛЕСТНИЦА В НЕБО РОБЕРТА КЕРЗОНА
Роберт Керзон, 14-й барон де ля Зоуч Эшби (1810–1873) — английский путешественник, дипломат и писатель. Он посетил Метеоры в 1833 г., а в 1849г. в Лондоне вышла его книга «Путешествие к монастырям Леванта» (Visits To Monasteries in the Levant).
Керзон так отзывался о Метеорах: «Нет ничего более странного и прекрасного, чем это романтичное место, которое не похоже ни на одно из виденных мною ни прежде, ни после».
Он прибыл сюда маршрутом, совсем уж близким автору поста: из Албании через Корфу, где получил рекомендательное письмо для посещения монастырей. Его сопровождали паликари — вооруженные турецкие охранники (это что-то вроде нашего ЧОПа, то есть бандиты, выполняющие роль проводников). Предоставим ему слово:
Виды монастырей Великий Метеор и Св. Варлаама. Рисунок из книги Р.Керзона
«Появление нашего эскорта не понравилось монаху, и мы стали опасаться, что он не пустит нас в монастырь. Но по прошествии долгого времени он спустил вниз тонкий шнур, и я привязал к нему рекомендательное письмо, привезенное из Корфу. Подождав еще немного, мы увидели, как сверху спускается гораздо более толстая веревка с крюком на конце, к которому была привязана большая сеть. Сеть опустилась на скалу, где мы стояли, и раскрылась. Двое моих слуг сели на нее. Концы сети были привязаны к крюку. После сигнала они начали медленно подниматься, вертясь, как баранья нога на крюке в мясной лавке.
Веревка была старая и чиненая во многих местах, а высота от земли до вершины, как мы потом узнали, составляла 37 саженей (около 78 метров). Когда они достигли вершины, я увидел, как два толстых монаха высунули из двери руки и втащили наших слуг к себе посредством одних лишь собственных усилий, так как там не было никаких приспособления типа поворотного крана».
И тут английский аристократ, в отличие от нашего епископа, смалодушничал:
«Весь этот процесс показался мне таким опасным, что я решил подниматься по приставным лестницам, привязанным к большим деревянным кольям, вбитым в вертикальную стену скалы. Череда этих лестниц наверху заканчивалась не там, где посадочная площадка, а в другом месте, справа за углом. Подойти к самой нижней лестнице можно было по тропе, которая вела к шаткой деревянной платформе, висевшей над глубоким ущельем. Отсюда лестницы поднимались по гладкой скале отвесно, и я быстро одолел первые три или четыре. Но добравшись до лестницы, нижний конец которой далеко отошел от верхнего конца предыдущей, я с трудом дотянулся до нее.
Тут я неосмотрительно бросил взгляд вниз и обнаружил, что нахожусь уже не над каменной площадкой, на которой оставил лошадей, а в стороне от нее, и подо мной лежит немыслимой глубины бездна. Я взглянул на оставшуюся далеко внизу долину, над которой я висел, как муха на стене, и голова у меня пошла кругом.
Наверху монахи заметили мое волнение и крикнули, чтобы я держался. Сделав усилие, я преодолел головокружение и добрался до маленькой железной двери, через которую и вполз во двор монастыря, где меня приветствовала братия и двое слуг, поднятых сюда с помощью сети».
Спускаться вниз 14-й барон де ля Зоуч Эшби решил все-таки в сетке. И тоже получил при этом хороший заряд адреналина:
«Я прошел в помещение, где была лебедка, залез в сеть. Меня вытолкали наружу и стали спускать. Спускали они меня плохо, всю дорогу разговаривая и переругиваясь друг с другом. Если бы я не страховался руками и ногами от ударов о выступы скалы, мне пришлось бы худо.
К тому же внизу мои друзья паликари решили выразить радость по поводу моего возвращения весьма своеобразным способом: они поставили ружья себе на колени и открыли беспорядочную стрельбу, нимало не заботясь о том, куда направлены их стволы, сплошь заряженные боевыми патронами.
Пули шмякались о скалу совсем близко от меня. Я спустился в облако дыма, и тут меня радостно, с резким приветственным гомоном, подхватили эти разбойники и стали вызволять из сети».
В завершение рассказа две старых фотографии (1907г.). Их автор Frederic Boissonnas (1858-1946), швейцарский фотограф, посвятивший несколько десятилетий своей жизни Греции, чьи работы во многом определили эволюцию греческой фотографии в XXв.
подъем в сетке
три монаха и один мирянин на верхотуре в ожидании очередной жертвы
Ловлю себя на мысли, что было бы неплохо этот замечательный способ подъема возродить.
Впрочем, в Метеорах сохранилось много нежилых и полуразрушенных монастырей. Любители экстрима попасть в них могут так же, как и первые схимники: по примитивным лесам и веревочным лестницам.
фото утащено отсюда
В МОНАСТЫРЕ СВ.СТЕФАНА
Мы, наконец, добрались до этой обители. Вот мостик, отделяющий ее стены от «большой земли».
Взгляд вниз. Дверь в монастырь.
Монастырская лавка. Дорога к храму.
Монастырь Св. Стефана - самый ухоженный и зажиточный из всех метеорских обителей. С 1961 г. он является женским, и сейчас здесь обитают около сорока монахинь.
Монастырь был основан в XIV в. Антонием Кантакузином на месте первых скитов нескольких схимников. В 1350 г. здесь построили маленький собор в честь Св. Стефана, который был отреставрирован в XVI в. Филофеем Сиатинским, почитаемым вторым основателем монастыря.
Собор дошел до наших дней, называется Старым и прячется в садике на восточной окраине скалы. Вход в него закрыт. Рядом крохотная часовенка у местной системы водоснабжения.
В 1798 г. в обители был воздвигнут новый трехкупольный собор во имя второго покровителя монастыря — Св. Харлампия, одного из самых почитаемых в Греции святых. Сегодня это главный храм монастыря. Из-за тесноты его очень сложно снимать.
Нам без труда удалось в нем побывать, хотя в путеводителях обычно указывается, что он для посещений закрыт. Вот снимок интерьера храма ( источник). Здесь какой-то фантастической красоты и сложности резной деревянный иконостас (начало XIX в.) с библейскими сюжетами, символическим темами из растительного и животного мира.
В ларце под резным сводом слева покоится глава Св.Харалампия.
Между прочим, в книге Р.Керзона указано, что алтарные образа монастыря – русской работы и были доставлены в Метеоры во времена Али-паши, как знак моральной поддержки греческого народа. Подтверждение этой информации я нашел у Епископа Порфирия: "местные иконы писаны в Москве". В других источниках и путеводителях ничего об этом не говорится.
Вся обитель утопает в цветах и зелени, везде чувствуется присутствие женской руки. Белый крест установлен на самом высоком месте скалы и, как говорят, хорошо виден из Каламбаки в лучах заходящего солнца.
Кельи сестер монастыря.
Садик еще с одной часовенкой. Они тут повсюду.
Монастырский дворик.
А еще здесь прекрасная библиотека с коллекцией раритетных рукописей, работают мастерские иконописи, каллиграфии, золотого шитья. Но на посещение всего этого уже не оставалось времени. Пора была собираться в обратный путь на Корфу, чтобы успеть затемно.
Еще один взгляд на стены обители Св.Стефана, уже извне, от автостоянки.
Очень милый ресторанчик внизу, в Каламбаке с живой фольклорной музыкой, где удалось пообедать.
А потом трасса и паром... все, как в предыдущем очерке, но в обратном порядке.
И, уже ставшая какой-то родной Керкира, куда удалось вернуться до наступления полной темноты.
 |
 |
«Тутъ я сталъ, заломивъ свою голову, взглянулъ на страшную высоту чернаго утеса, увидѣлъ спускающiйся оттуда канатъ съ желѣзнымъ крюкомъ и призадумался, но скоро очнулся и разсмотрѣлъ мѣстность, дабы хотя мало ознакомиться съ нею для уравновѣшиванiя моей отваги и робости».
НИЧТО НЕ ДАЕТСЯ ДАРОМ
За полтора часа в монастыре Великий Метеор мы с супругой, кажется, облазили все его открытые уголки. Среди прочих достопримечательностей я отметил для себя одно интересное приспособление — вертикальный ворот с потертой веревкой (фото в начале поста).
Следующим был намечен женский монастырь Св.Стефана, как наиболее доступный. К нему подниматься не надо, достаточно от автостоянки перейти мостик через узкую скальную расщелину. Однако дверь в обитель оказалась закрытой — днем здесь что-то вроде перерыва на обед.
Мы полюбовались стенами обители Св.Стефана
и направились на одну из ближних смотровых площадок. Ждать оставалось чуть меньше часа.
Сидя на камушках и созерцая эту красоту, я вспомнил карабкавшегося на скалу человечка, вспомнил виденное приспособление. И вот какая мысль пришла в голову: как-то уж слишком доступными стали вершины, куда подвижники-монахи поднимали в корзинах каждый кирпич и горсть земли.
Неправильно это. Есть же такая песенка у популярной группы:
Nothing comes easy
But that's a fact
Nothing comes easy
But some broken back.
Nothing, nothing comes easy
It never will
Nothing comes easy
But some broken will.
So work hard...
Вкалывай, короче. И задумал я по возвращении в СПб поискать записки тех, кто посещал Метеоры в старые добрые времена. Как они «возносились на Метеорскую высь» и что при этом чувствовали.
Кое-что любопытное удалось найти.
ВОЗНЕСЕНИЕ ЕПИСКОПА ПОРФИРИЯ
Самое красочное повествование оставил, как водится, наш соотечественник - Епископ Чигиринский, викарий Киевской митрополии Порфирий, в миру Константин Александрович Успенский (1804-1885). В числе трудов этого выдающегося иерарха, знаменитого византолога и востоковеда есть иллюстрированное описание путешествия в здешние края в 1859 г.
 |
 |
Это ему принадлежит характеристика Метеор «Дивные дива природы и вычурные гнезда духовных орлов». А вот его впечатления от подъема в Преображенский монастырь. Приводятся в современной орфографии.
«... Вблизи Метеорского утеса все мы спешились и по узенькой тропинке, иссеченной в базальтовой лаве, сошли к тому месту, в которое спускается воздухошественная сеть. Тут я стал, заломив свою голову, взглянул на страшную высоту черного утеса, увидел спускающийся оттуда канат с железным крюком и призадумался, но скоро очнулся и рассмотрел местность, дабы хотя мало ознакомиться с нею для уравновешивания моей отваги и робости. <...>
 |
Ознакомление с этой страшно дикой местностью не сделало меня смелым. Я чувствовал в себе какое-то особенное беспокойство, которое можно назвать робостью любопытства и колебанием твердой воли. Игумен Константий для ободрения меня говорил, что подъемный ворот крепок, а канат надежен, что не бывало несчастных случаев, и что во время полета лучше всего зажать глаза и творить святую молитву или петь какой-либо стих священный. <...> Молитвенно вверив себя Святому Крепкому и, послав вперед отца Никона, с наказом приготовить на всякий случай холодную воду и зорко следить за ходом ворота, я решился совершить первый в моей жизни воздушный полет среди самых диких скал и у таких стремнин, на кои и смотреть-то страшно... |
Спущенный для меня толстый канат неподвижно висел над площадкой, не касаясь ее аршина на два. В конце его запетлеван был большой железный крюк. Этот канат немного потерся от обращения вокруг ворота. На нем висели коротенькие лепестки и стращали мое воображение.
Я еще раз укрепил себя молитвою и метеорскому монаху велел готовить подъемную сеть.
Он развернул ее, положил на площадку, расправил длинные концы ее, усадил мена на самой середине, велел мне пригнуть колена к груди, собрал над головой моею все концы в один пук, продел в их кольца канатный крюк и крикнул: «τράβα!» = «тащи!». Сеть поднялась и стиснула меня. Я перекрестился и зажал свои глаза. Слышу: меня поднимают медленно. Канат порой вздрагивает и как бы оседает. Я робею. Вознесение мое продолжается. Я умиленно молюсь: Господи помилуй. <...> Думаю: «а вот он порвется или блок сорвется. Что тогда будет? Господи помилуй». Меня поднимают. Я открываю глаза и вижу: земля уходит в бездну. Мне страшно. Сердце обливается кровью, а тело будто усыхает. Зажимаю глаза и самым тонким голосом молюсь: Господи помилуй! Но сколько не учащаю эту молитву, она не превозмогает моего страха, а только не дает ему овладеть мною. Меня поднимают. Не могу свыкнуться с птичьим путем, боюсь и молюсь: Святый Крепкий, помилуй мя! |
 |
Вдруг о что-то стукнулись мои колена. Я в испуге крикнул: «батюшки светы!» и увидел, что меня подтащили к выпуклости утеса, на которой поставлена башня. Надлежало отталкиваться от нее. Отталкиваюсь, а сам трепещу, как осиновый лист, видя по обе стороны от себя темные глуби, черные скалы и бегущую землю.
Меня поднимают у стены башни. Я вишу над бездною и ужасаюсь, не могу зажмурить глаз и чувствую, как будто жизнь бежит из меня вон, но еще имею силу взывать к Господу: Спасе, спаси мя!
Меня еще поднимают. Но я уже слышу над собою людской говор и чем яснее вижу предел своего вознесения, тем пламеннее молюсь: Спасе, спаси мя!
Меня подтащили к помосту, но, подтягивая к нему, опрокинули спиной к бездне. Тогда я в ужасе стиснул зубы и обомлел, но в обморок не упал. Меня втащили под сень башни и развязали сеть. Отец Никон подал мне стакан с холодной водою. Я выпил ее и, оправившись от ужаса, попросил игумена, чтобы повели меня прямо в церковь».
После такого спектра эмоций, полагаю, всем понятен смысл местной традиции - угощения добравшихся до вершины паломников рахат-лукумом, холодной водой и кофе.
Рисунок справа в заголовке поста заимствован из книги Епископа Порфирия и иллюстрирует подъем монахами на башню паломника в авоське с помощью ворота.
ЛЕСТНИЦА В НЕБО РОБЕРТА КЕРЗОНА
Роберт Керзон, 14-й барон де ля Зоуч Эшби (1810–1873) — английский путешественник, дипломат и писатель. Он посетил Метеоры в 1833 г., а в 1849г. в Лондоне вышла его книга «Путешествие к монастырям Леванта» (Visits To Monasteries in the Levant).
 |
 |
Керзон так отзывался о Метеорах: «Нет ничего более странного и прекрасного, чем это романтичное место, которое не похоже ни на одно из виденных мною ни прежде, ни после».
Он прибыл сюда маршрутом, совсем уж близким автору поста: из Албании через Корфу, где получил рекомендательное письмо для посещения монастырей. Его сопровождали паликари — вооруженные турецкие охранники (это что-то вроде нашего ЧОПа, то есть бандиты, выполняющие роль проводников). Предоставим ему слово:
Виды монастырей Великий Метеор и Св. Варлаама. Рисунок из книги Р.Керзона
«Появление нашего эскорта не понравилось монаху, и мы стали опасаться, что он не пустит нас в монастырь. Но по прошествии долгого времени он спустил вниз тонкий шнур, и я привязал к нему рекомендательное письмо, привезенное из Корфу. Подождав еще немного, мы увидели, как сверху спускается гораздо более толстая веревка с крюком на конце, к которому была привязана большая сеть. Сеть опустилась на скалу, где мы стояли, и раскрылась. Двое моих слуг сели на нее. Концы сети были привязаны к крюку. После сигнала они начали медленно подниматься, вертясь, как баранья нога на крюке в мясной лавке.
Веревка была старая и чиненая во многих местах, а высота от земли до вершины, как мы потом узнали, составляла 37 саженей (около 78 метров). Когда они достигли вершины, я увидел, как два толстых монаха высунули из двери руки и втащили наших слуг к себе посредством одних лишь собственных усилий, так как там не было никаких приспособления типа поворотного крана».
И тут английский аристократ, в отличие от нашего епископа, смалодушничал:
«Весь этот процесс показался мне таким опасным, что я решил подниматься по приставным лестницам, привязанным к большим деревянным кольям, вбитым в вертикальную стену скалы. Череда этих лестниц наверху заканчивалась не там, где посадочная площадка, а в другом месте, справа за углом. Подойти к самой нижней лестнице можно было по тропе, которая вела к шаткой деревянной платформе, висевшей над глубоким ущельем. Отсюда лестницы поднимались по гладкой скале отвесно, и я быстро одолел первые три или четыре. Но добравшись до лестницы, нижний конец которой далеко отошел от верхнего конца предыдущей, я с трудом дотянулся до нее.
Тут я неосмотрительно бросил взгляд вниз и обнаружил, что нахожусь уже не над каменной площадкой, на которой оставил лошадей, а в стороне от нее, и подо мной лежит немыслимой глубины бездна. Я взглянул на оставшуюся далеко внизу долину, над которой я висел, как муха на стене, и голова у меня пошла кругом.
Наверху монахи заметили мое волнение и крикнули, чтобы я держался. Сделав усилие, я преодолел головокружение и добрался до маленькой железной двери, через которую и вполз во двор монастыря, где меня приветствовала братия и двое слуг, поднятых сюда с помощью сети».
Спускаться вниз 14-й барон де ля Зоуч Эшби решил все-таки в сетке. И тоже получил при этом хороший заряд адреналина:
«Я прошел в помещение, где была лебедка, залез в сеть. Меня вытолкали наружу и стали спускать. Спускали они меня плохо, всю дорогу разговаривая и переругиваясь друг с другом. Если бы я не страховался руками и ногами от ударов о выступы скалы, мне пришлось бы худо.
К тому же внизу мои друзья паликари решили выразить радость по поводу моего возвращения весьма своеобразным способом: они поставили ружья себе на колени и открыли беспорядочную стрельбу, нимало не заботясь о том, куда направлены их стволы, сплошь заряженные боевыми патронами.
Пули шмякались о скалу совсем близко от меня. Я спустился в облако дыма, и тут меня радостно, с резким приветственным гомоном, подхватили эти разбойники и стали вызволять из сети».
В завершение рассказа две старых фотографии (1907г.). Их автор Frederic Boissonnas (1858-1946), швейцарский фотограф, посвятивший несколько десятилетий своей жизни Греции, чьи работы во многом определили эволюцию греческой фотографии в XXв.
подъем в сетке
три монаха и один мирянин на верхотуре в ожидании очередной жертвы
Ловлю себя на мысли, что было бы неплохо этот замечательный способ подъема возродить.
Впрочем, в Метеорах сохранилось много нежилых и полуразрушенных монастырей. Любители экстрима попасть в них могут так же, как и первые схимники: по примитивным лесам и веревочным лестницам.
фото утащено отсюда
В МОНАСТЫРЕ СВ.СТЕФАНА
Мы, наконец, добрались до этой обители. Вот мостик, отделяющий ее стены от «большой земли».
Взгляд вниз. Дверь в монастырь.
 |
 |
Монастырская лавка. Дорога к храму.
 |
 |
Монастырь Св. Стефана - самый ухоженный и зажиточный из всех метеорских обителей. С 1961 г. он является женским, и сейчас здесь обитают около сорока монахинь.
Монастырь был основан в XIV в. Антонием Кантакузином на месте первых скитов нескольких схимников. В 1350 г. здесь построили маленький собор в честь Св. Стефана, который был отреставрирован в XVI в. Филофеем Сиатинским, почитаемым вторым основателем монастыря.
Собор дошел до наших дней, называется Старым и прячется в садике на восточной окраине скалы. Вход в него закрыт. Рядом крохотная часовенка у местной системы водоснабжения.
 |
 |
В 1798 г. в обители был воздвигнут новый трехкупольный собор во имя второго покровителя монастыря — Св. Харлампия, одного из самых почитаемых в Греции святых. Сегодня это главный храм монастыря. Из-за тесноты его очень сложно снимать.
 |
 |
Нам без труда удалось в нем побывать, хотя в путеводителях обычно указывается, что он для посещений закрыт. Вот снимок интерьера храма ( источник). Здесь какой-то фантастической красоты и сложности резной деревянный иконостас (начало XIX в.) с библейскими сюжетами, символическим темами из растительного и животного мира.
В ларце под резным сводом слева покоится глава Св.Харалампия.
Между прочим, в книге Р.Керзона указано, что алтарные образа монастыря – русской работы и были доставлены в Метеоры во времена Али-паши, как знак моральной поддержки греческого народа. Подтверждение этой информации я нашел у Епископа Порфирия: "местные иконы писаны в Москве". В других источниках и путеводителях ничего об этом не говорится.
Вся обитель утопает в цветах и зелени, везде чувствуется присутствие женской руки. Белый крест установлен на самом высоком месте скалы и, как говорят, хорошо виден из Каламбаки в лучах заходящего солнца.
Кельи сестер монастыря.
Садик еще с одной часовенкой. Они тут повсюду.
Монастырский дворик.
А еще здесь прекрасная библиотека с коллекцией раритетных рукописей, работают мастерские иконописи, каллиграфии, золотого шитья. Но на посещение всего этого уже не оставалось времени. Пора была собираться в обратный путь на Корфу, чтобы успеть затемно.
Еще один взгляд на стены обители Св.Стефана, уже извне, от автостоянки.
Очень милый ресторанчик внизу, в Каламбаке с живой фольклорной музыкой, где удалось пообедать.
А потом трасса и паром... все, как в предыдущем очерке, но в обратном порядке.
И, уже ставшая какой-то родной Керкира, куда удалось вернуться до наступления полной темноты.
no subject
no subject
Хороший вопрос! Наверное, когда кто-то остался внизу вместе с куском веревки:=((
Это шутка, конечно. Но действительно подъем на высоту около 80 м. человека, стиснутого со всех сторон сетью, которого еще крутит ветром и ударяет о скалы, удовольствие весьма своеобразное.
Зато наверху ожидал вот такой теплый прием:
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
А какие фотографии швейцарца интересные.Особенно умилило ожидание очередной жертвы. А мирянин как хорош!
Не пост, а прямо праздник для души!Спасибо Вам,Владимир, большое за Ваш труд и за то, что Вы побывали в таком интереснейшем месте.Думаю, что если бы возобновили тот крюк, то Вы обязательно на нём поболтались бы.Вот экстрим бы был! А фотки!!!
no subject
У меня с этими сетками тоже буря эмоций связана! Поначалу возмущала доступность Метеор: что это, думаю, такое, толпы туристов бродят в местах уединения и молитвы, не хватало только вертолетной площадки
для разной VIP-сволочи, прости Господи! Надо возобновить подъем в сетке, ибо, не познав поста, не оценишь пира, nothing comes easy и т.д. Потом представил себя болтающимся в сетке на ветру, как Владыка Порфирий... Грустно как-то. Остался путь по веревочным и приставным лестницам, a'la наш доблестный англичанин. Но 80 м. высоты по ним, это уже суперэкстрим. Так я и не решил, как лучше.А монахи все-таки молодцы. Они никуда не делись и появляются, когда уходят туристы. Два не пересекающихся мира. Но святыни свои активно защищают: http://www.agioritikovima.gr/russian/index.php/2013-04-09-17-43-49/item/638-imr-tio-tl
no subject
Когда была в Цетине, а там - толпа туристов.Кому интересно, кому - просто так, кто,действительно, молится...И несколько монахов сидели и просто смотрели куда-то.Я взлянула на них и поняла, что они в другом мире.Который с нами не пересекается...Не знаю, как объяснить Вам это чувство.Но я тогда заплакала и поняла, что не всё еще потеряно, что есть кому за нас молиться.
Но только достойны ли мы этого...
no subject
К Афону, как мне греки говорили, шоссе уже прокладываютъ
no subject
no subject
no subject
Бездна мне страшна. С ужасом вспоминаю цивилизованный парашют и чудеса хладнокровия, чтоб никто не догадался, как мне страшно...
А уж авоська на крючке - полный мрак)
no subject
Касательно авоськи, все-таки надо этот способ подъема возродить. Для особо желающих погрузиться в атмосферу. Плюс, конечно, рахат-лукум, холодную воду и кофе для тех, кто решится.
А когда ты успела с парашютом прыгнуть?! Меня подбивали несколько раз, но я на такой подвиг не подписался.
no subject
no subject
В том прошлом веке... я даже имел некое (слабое, правда) отношение к аэродрому ДОСААФ в Горской. Но максимум, на что меня хватило, приобретать левый бензин (Б-91 авиационный) для Жыгулей.
На коих гордо рассекал по городу. Это г@вно считалось тогда престижным автомобилем, если помнишь)))
no subject
В связи с этой смертью Глеб Котельников и изобрел ранцевый парашют.
Лев Успенский, десятилетним подростком присутствовавший при гибели Мациевича, описал эту потрясшую всех трагедию в очерке «Человек летит»:
«…Почерк этого пилота отличался от всех — он летал спокойно, уверенно, без каких-нибудь фокусов, «как по земле ехал». Машина его пошла на то, что в те времена считалось «высотой» — ведь тогда даже среди авиаторов ещё жило неразумное, инстинктивное представление, что чем ближе самолёт к земле, тем меньше опасности; так, вероятно, — держи ближе к берегу — понимали искусство навигации древние мореплаватели.
«Фарман» то, загораясь бликами низкого солнца, гудел над Выборгской, то, становясь чёрным просвечивающим силуэтом, проектировался на чистом закате, на фоне розовых вечерних облачков над заливом. И внезапно, когда он был, вероятно, в полуверсте от земли, с ним что-то произошло…
…На лётном поле к этому времени было уже не так много зрителей; и всё-таки полувздох, полувопль, вырвавшийся у них, был страшен… Я стоял у самого барьера и так, что для меня всё произошло почти прямо на фоне солнца. Чёрный силуэт вдруг распался на несколько частей. Стремительно чиркнул в них тяжёлый мотор, почти так же молниеносно, ужасно размахивая руками, пронеслась к земле чернильная человеческая фигурка… Исковерканный самолёт, складываясь по пути, падал то «листом бумаги», то «штопором» гораздо медленнее…»
Икар
Его могила в Лавре сохранилась - высокая гранитная колонна. Давнее мое желание написать об этом, да руки не доходят.
Re: Икар
Весной решила зайти к летчику на Никольское, когда была в Лавре. Еще думала там же навестить поэта Апухтина, писателя Гончарова, певицу Вяльцеву, Антона Рубинштейна и Льва Гумилева.
На месте гибели в 1912 году был установлен памятный камень, автор архитектор И. А. Фомин (отец нашего архитектора Игоря Фомина).
Л. Успенский считает, что месть партии - это слухи.
...Поползли и вовсе фантастические слухи: Лев Мациевич был-де втайне членом партии эсеров; с ним должен был в ближайшие дни лететь не кто иной, как граф Сергей Юльевич Витте; ЦК эсеров приказал капитану Мациевичу, жертвуя собой, вызвать катастрофу и погубить графа, а он, за последние годы разочаровавшись в идеях террора, решил уйти от исполнения приказа, решил покончить с собой накануне намеченного дня…
И на самом деле! Он выступал с показательными полётами на Всероссийском празднике воздухоплавания, и адъютант шефа российской авиации великого князя Александра Михайловича передал пожелание показать какое-нибудь авиационное достижение. Мациевич решил взлететь на возможно максимальную высоту. И самолёт развалился(
Re:Лаврентий!
Re: Лаврентий!