Бенедикт Лившиц (1886-1938). Стихи о Петербурге

[v_murza]

ДОЖДЬ В ЛЕТНЕМ САДУ

О, как немного надо влаги,
Одной лишь речи дождевой,
Чтоб мечущийся в саркофаге
Опять услышать голос твой!

Мы легковерно ищем мира,
Низвергнув царствие твое,
И в связке ликторской секира
Утоплена по острие.

Но плеск — и ты в гранитном склепе
Шевелишься, и снова нов
Твой плен, и сестры всё свирепей
Вопят с Персеевых щитов:

Ничто, ничто внутрирубежный,
Двухвековой — ничто — союз!
И полон сад левобережный
Мятежным временем медуз. (1915)


“Литературный неудачник, я не знаю, как рождается слава”. Так писал о себе Бенедикт Лившиц в книге воспоминаний «Полутораглазый стрелец».
Творчество этого замечательного поэта и блистательного переводчика ныне полузабыто. Его связывали то с символизмом, то с футуризмом, то с акмеизмом. Его книги выходили малыми тиражами и, кроме переводов, не переиздавались.
Он родился 25 декабря 1886г. в Одессе. С золотой медалью закончил Ришельевскую гимназию, в 1912г. - юридический факультет Киевского университета. Первая книга стихов "Флейта Марсия" вышла в 1911г. тиражом 150 экз. и получила одобрение от самого Брюсова. В 1912г. Лившиц вошел в группу футуристов "Гилея". Печатался в сборниках "Пощечина общественному вкусу", «Дохлая луна», "Садок судей", "Рыкающий парнас". По оценке К.И.Чуковского, Лившиц — «эстет и тайный парнасец, напрасно насилующий себя» сотрудничеством с футуристами.
Вскоре он порывает с ними, и издает в 1914г. сборник стихов "Волчье солнце", написанный собственным поэтическим языком, ни на кого не похожим.

В том же году он был призван на фронт Первой мировой. Сохранилась фотография Карла Буллы 1914г., на которой запечатлены Осип Мандельштам, Корней Чуковский, призывник Бенедикт Лившиц и Юрий Анненков


За участие в военных действиях Бенедикт Лившиц был награжден Георгиевским крестом. После ранения и контузии направлен для службы в тылу в Киев, где прожил безвыездно восемь лет. В 1922г. переехал в Петроград. В 1928г. Выходит его сборник: “Кротонский полдень”.

30-е годы оказались тяжелыми для поэта: “У меня затянувшаяся перебранка с нынешним днем литературы, и, стоя на черной лестнице у распахнутой кухонной двери, я поджидаю шарканье его шагов”. Бенедикту Лившицу перекрыли все пути. Ему оставалось только переводить и редактировать чужие тексты. Результатом этой работы стали книги: “От романтиков до сюрреалистов” (1934) и “Французские лирики XIX и XX веков” (1937).
16 октября 1937г. Бенедикт Лившиц был арестован, 21 сентября 1938г. - расстрелян. По сфальсифицированной при реабилитации версии, умер от сердечного приступа 15 мая 1939г.

Тема Петербурга звучит в стихах поэта с 1913-1914гг. Ее сквозной образ - «болотная медуза», неуловим и многолик.
Это не смирившаяся стихия, балтийское побережье, гиблые болота, мифологическая Горгона Медуза. Это и русский абсолютизм «...и в пушкинском Петербурге маска европеизма с трудом держалось на лице болотной медузы».

Не знаю, какой дух навеял поэту этот образ. Но, вглядываясь в горгонейоны на решетке Шарлеманя, иной раз увидишь одно всем знакомое лицо... Однако, не хочется превращать высокую трагедию в фарс.

Афиша выступления Бенедикта Лившица в Киеве 22 октября 1922г. с вечером стихов «Болотная медуза» (стихи о Петрограде)


Дом на Басковом пер., 19 — последний петербургский адрес поэта.


Собрание стихов поэта здесь.
Ниже моя подборка стихов Бенедикта Лившица о Петербурге.

ВТОРОНАСЕЛЬНИКИ

Гляди в упор, куда велят
Шпили, и купола, и стрелы;
Вверху не призрак оробелый,
Но дух чудовищный заклят!

Суоми омертвелый стяг
Не он ли вздул враждой старинной
И злобный облак над низиной
Так вызывающе напряг?

А ты — орлиную ли власть
Приносишь нам в гнездо Петрово,
Чтоб неотступно и сурово
Могли мы каждый камень класть?

И, медным преданы следам,
Насельники болотной гнили.
Мы, как в чистилище, вступили
В сей заповедный Саардам. (1917-1918)

* * *
ПОД УКЛОН

Только ввериться пыланью,
Только знать: в заречный час
Движимое невской дланью
Рдеет зарево — о нас,

И тогда не город синий —
Вся любовь наречена,
Да в двусмысленном кармине
Тонут наши имена.

Вправду ль зодчий непреклонный
Воздвигал речную пыль,
И не вымысл — бастионы
И трезиниевский шпиль?

Разве можно так утончить
Этот дымный вертоград?
Надо как-нибудь окончить
Нерешительный закат!

Иль растратившему имя
В междуцарствие зари
Было знаками речными
Предначертано: умри? (1915)

* * *
НОВАЯ ГОЛЛАНДИЯ

И молнии Петровой дрожи,
И тросы напряженных рук,
И в остро пахнущей рогоже
О землю шлепнувшийся тюк —

Заморские почуяв грузы
И тропиками охмелев,
Как раскрывался у медузы
Новоголландской арки зев!

Но слишком беглы очерк суден
И чужеземных флагов шелк:
Пред всей страною безрассуден
Петром оставленный ей долг.

Окно в Европу! Проработав
Свой скудный век, ты заперто,
И въезд торжественный Ламотов —
Провал, ведущий нас в ничто!

Кому ж грозить возмездьем скорым
И отверзать кому врата,
Коль торг идет родным простором
И светлым именем Христа? (1917-1918)

* * *
НАБЕРЕЖНАЯ

Кто здесь плотник, Петр или Иосиф,
Поздно было спрашивать, когда,
Якоря у набережной бросив,
Стали истомленные суда.

Как твоим, петровский сорожденец,
Куполам не надо звонаря,
Так полуулыбкой — невских пленниц
Держит двуединая заря.

Кораблестроитель черноокий —
Крепче клятв завязаны узлы!—
Знал: река не перестанет в доки
Подплывать тюленями смолы,

Но всегда отыщет меж судами
Знак медузы утлый рыболов:
В розовато-черном Саардаме
Золотые гроздья куполов. (1915)

* * *
СЕГОДНЯ

А если судорог медузы,
Зажатой в царственной руке,
Слабее каменные узы,
Почиющие на реке?

И ты, вершитель, не насытить
Туман цветами чугуна —
Дремотный дым, болотный китеж,
С балтийского подъятый дна?

Лети, лети на темном звере,
Наездник с бешеным лицом:
Уже вскипает левый берег
Зимнедворцовым багрецом.

И вопль медузы—над тобою:
Из паволоки синевы
За петропавловской пальбою
Сердцебиение Невы. (1914)

* * *
СКОРПИОНОВО РОНДО

Не вея ветром, в часе золотом
Родиться князем изумрудных рифов
Иль псалмопевцем, в чьем венке простом
Не роза—нет!—но перья мертвых грифов,

Еще трепещущие от истом.
Раздвинув куст, увидев за кустом
Недвижный рай и кончив труд сизифов.
Уснуть навеки, ни одним листом
Не вея...

О, мудрость ранняя в саду пустом!
О, ветр Гилеи, вдохновитель скифов!
О, веер каменный, о, тлен лекифов!
Забудусь ли, забуду ли о том,
Что говорю, безумный хризостом,
Неве я? (1914)

* * *
«МНЕ ЛЬ НЕ ЗНАТЬ, ЧТО СЛОВО БРОДИТ...»

Мне ль не знать, что слово бродит
Тем, чего назвать нельзя,
И вовнутрь вещей уводит
Смертоносная стезя?

Что в таинственное лоно
Проникать нельзя стиху,
Если небо Вавилона
Есть не только наверху?

Но, очаровать не смея
Явной прелестью ланит.
Ты зовешь меня, алмея.
В мой возлюбленный гранит.

И мой дух, нарушив клятву,
В сумрак входит роковой,
В соблазнительную сатву,
В мертвый город над Невой.

И лечу—отныне камень,
Позабывший о праще,
Отдаю последний пламень
Тайной сущности вещей. (1922)

Comments

[nbl.livejournal.com]

Спасибо, обязательно прочту!

[v-murza.livejournal.com]

Вот, кстати, еще свидетельство Ахматовой:
"В тот единственный раз, когда я была у Блока, я между прочим упомянула ему, что поэт Бенедикт Лифшиц жалуется на то, что он, Блок, одним своим существованием мешает ему писать стихи. Блок не засмеялся, а ответил вполне серьёзно: "Я понимаю это. Мне мешает писать Лев Толстой"